Идеальные лгуньи  - Ребекка Рид

Лила знала, что будет девочка, не предполагала, а знала совершенно точно. Ру сказал, что это напрасная трата денег, но Лила потащила его на Харли-стрит для раннего сканирования, и там подтвердили, что сердце ребенка бьется, и сделали анализ крови. А потом кровь отправили в какую-то лабораторию, провели самые разные тесты и позвонили с поздравлениями. «Миссис Брир-Найт, у вас будет маленькая девочка».

После выкидыша Ру сказал, что Лиле не следовало делать сканирование.

– В следующий раз, – сказал он, взъерошив ей волосы, – мы не будем его делать, и ты не станешь себя обнадеживать. Вот почему НСЗ[30] не позволяет узнавать пол ребенка до срока в три месяца, чтобы избежать подобных вещей. Приободрись.

Но у нее не получалось. А Руперту с каждым днем все труднее становилось это понять. Сначала он был очень заботливым, пока она лежала на диване и смотрела «Завтрак у Тиффани». Потом попытался вести себя жестко, заставлял ее отправиться с ним на долгую прогулку, обещал, что уволит няню, если она не начнет вставать с постели и заботиться об Иниго. А когда он понял, что она превратилась в печальное существо – во всяком случае, на некоторое время, – то перестал обращать на нее внимание.

Теперь он приходил домой поздно и не спрашивал, как прошел ее день. Он входил, целовал спящего Иниго в лоб и отправлялся в свободную комнату смотреть огромный телевизор. Лила же продолжала лежать на зеленом диване в гостиной. Они выбрали этот диван вместе, когда купили дом, на нем они напивались и заказывали еду на дом или лениво трахались днем, по воскресеньям. Она лежала и думала о том, какими счастливыми все, вероятно, стали бы, если бы она просто исчезла, как ее дочь.

Нэнси

Маракуйя на тарелке Нэнси сияла, гладкая и желтая. Она закрыла глаза и мысленно представила на ее месте лягушачью икру, подавляя боль в животе. Грейдон знала, что Джорджия любит использовать один ловкий трюк, когда устраивает званые обеды. Она всегда подает маленькие порции, и всем приходится просить добавки или полностью съедать вообще все, что лежит на тарелке. Один лишь бог знает, где она этому научилась. Нэнси сомневалась, что родители Джорджии часто принимали гостей.

– Бретт, я хочу знать об Америке все, – заплетающимся языком заявила Лила.

– Это большая страна, – улыбнулся сосед по столу. – Что именно ты хочешь знать?

Нэнси испытывала искушение спросить у подруги, что она может узнать о целой стране, одновременно раздевая Бретта глазами. Но в этом не было нужды. Лила не представляла ни малейшей опасности. Не существовало ни единого шанса, что она вызовет у него интерес. Голова у нее то и дело падала вперед, демонстрируя всем темную полосу возле корней волос. Кто-то давно не заботился о том, чтобы приводить волосы в порядок. А кофе, который Лила выплюнула, устроив настоящий фонтан, испачкал ей блузку. На ногтях остались длинные царапины – она явно их грызла, и ее пальцы превратились в уродливые обрубки.

Стоило посмотреть на Лилу, и у тебя появлялось тягостное ощущение. Все в ней кричало: «Помогите мне!» И это было по-настоящему грустно. Когда-то она являлась серьезной конкуренткой – второй выбор по дефолту для всякого, кто не осмеливался попытаться завязать отношения с Джорджией. Нэнси же считалась наименее желанной из троих. Темноволосая, упрямая и самоуверенная. С точки зрения парней, с которыми они проводили время, совсем не похожа на Барби. Вот почему она почувствовала удовлетворение, совершенно естественное, когда увидела состояние Лилы. Возможно, не слишком гуманная реакция, но естественная.

Грейдон посещала психиатра, когда переехала в Бостон. Так поступали все, и ей было любопытно побольше узнать о себе, услышать, что в ней увидит тот, кто сделал своей профессией изучение человеческого разума. Нэнси записалась на прием к мужчине среднего возраста, офис которого находился в небоскребе. Визит прошел не слишком удачно. Все в нем, от галстука-бабочки до маленьких круглых очков, выглядело неестественным. Он пытался заставить ее чувствовать себя комфортно и свободно – в то время как ситуация представлялась ей искусственной и неправильной.

На каждые три правдивых вещи она говорила одну ложь, а потом смотрела, понимает ли он, что его обманывают. Он ни разу не поставил ее слова под сомнение, но через несколько недель его секретарша позвонила Нэнси и сказала, что доктор вынужден сократить список пациентов и больше не сможет ее принимать. Но что он готов порекомендовать ей несколько чрезвычайно талантливых коллег. Грейдон одержала победу.

– А теперь можно начинать, – сказала Джорджия, поднимая ложку. – Надеюсь, у меня получилось неплохо, – продолжала она, рассчитывая, что остальные ей ответят.

Как и следовало ожидать, тут же последовала серия комплиментов.

– Божественно, – сказал Ру, не сводя глаз с Лилы. – Я уже не помню, когда в последний раз ел настоящий пудинг.

– Наверное, когда ты сам его приготовил, – ответила жена, продолжая смотреть на Бретта.

– Пудинг, – сказал тот, копируя британский акцент. – Мне нравится, как вы произносите это слово.

– Пудинг, – смеясь, сказала Лила с преувеличенным акцентом.

Едва ли она настолько пьяна, чтобы считать это по-настоящему смешным.

– Как работа? – спросила Нэнси, внимательно глядя на Чарли. – Когда я в последний раз тебя видела, проходили выборы.

– Он победил, – с улыбкой сказала хозяйка, поднося ложечку к губам.

Ее муж покраснел.

– Ну все получилось довольно просто, у меня был довольно слабый противник.

– Ты все сделал превосходно, – возразила Джорджия.

– Слушайте, слушайте! – вскричал Ру, наливая вино в бокалы. – За Чарли.

– С тех пор прошло уже несколько месяцев, – запротестовал тот, закрывая лицо руками, когда остальные подняли бокалы. – Но я благодарю вас.

– Ты показал толстой суке, кто босс! – рассмеялся Руперт.

Нэнси повернулась и посмотрела на него. Над верхней губой у него остался след от крема, а волосы заметно поредели. Как ему удается трахать своих любовниц?

– То есть? – удивилась Грейдон.

Брир расхохотался.

– О, теперь у меня будут неприятности!

Нэнси сложила салфетку на коленях.

– Вовсе нет.

– Ты не выгонишь меня вон? – спросил муж Лилы, скорчив гримасу. – Это все меняет.

– Я не уверена, что ты заинтересован в дискуссии, – ровным голосом сказала Нэнси.

У Ру было хобби: выводить ее из себя. Но она дала себе слово, что не станет поддаваться на его провокации.

– О, перестань, она была толстухой, разве мне не дозволено такое сказать? Неужели нам теперь ничего нельзя говорить?

– Ты споришь сам с собой, – сказала Грейдон, откусив крошечный кусочек маракуйи. – Я ничего не говорила.